В начале 60-х годов прошлого теперь века в Хорошевской восьмилетней школе (Вохомский район) училось нас под сто восемьдесят человек.
Прибывшие из начальных школ Хорошевской и Егоровской - 5 «А» класс, из Ванеевской и Шайменской - 5 «Б» класс. В 6 классе нас почему-то убавилось и соединили в один, но большой. В пришкольный интернат брали только из самых многодетных и бедных семей, а остальное большинство жило на квартирах у стариков: шайменцы - чаще в Голятах (Подволочье), егоровцы - в Круглице, где сельсовет, почта, узел связи, больница, ветлечебница, магазины, столовая, клуб, интернат и Дароватке, а ванеевцы - в Хорошей.
Жили мы у бабки Матрёны аж вчетвером. Приносили с собой на шесть дней картошку, хлеб, мясо, сахар и молоко (на сколько хватит). Что в свой чугунок заправишь, то хозяйка по утрам и ставила в большую печь варить.
Заваривали ещё фруктовый кисель из пачек - и быстро, и сытнее чая. Часто между собой и делились, если у кого-то провизия заканчивалась. Выделяли на неделю родители 20 копеек: купить хлеба, если свой заканчивался и на кино (детский билет стоил 5 копеек). За квартиру расплачивались по три конных воза сухарника тройниками. Хозяйке нашей было за шестьдесят, но ещё и сторожила на ферме, и корову держала. Набегали всегда и другие ребята – играть в шахматы, в карты. Старушка наша была малограмотной и набожной. Писали мы по её просьбам детям в города душещипательные письма. Научили карточной игре в «козла с шамайкой». И, бывало, прибежим из школы, а она ждёт: «Робята, давайтё сыграем, да на дежурство пойду». В общем, жилось нам без родительского догляда вольготно. Учёба же была чаще по принципу, «что на ум пошло», но ведь учились же и даже неплохо.
Дел и забав зимних у нас было много и разных. По малоснежью продолжали играть в футбол. Когда настывал на пруду первый лёд - катались по нему на коньках-снегурках или гоняли палками импровизированные шайбы - утяжелённые металлические банки из-под крема-гуталина. С первопутка начинались лыжи. Школьных лыж на уроках физкультуры хватало на весь класс, а бегали в валенках. Иногда разрешали ими пользоваться и вне урока, у кого не было. У большинства же ребят были свои. Мне тоже в пятом классе родители привезли из Кирова. Крепкие, но и берёг, уже будучи студентом на них хаживал. Лыжные палки были самодельные: к подходящему батогу крепили жестяные кругляшки, вниз заколачивался и опиливался крепкий гвоздь. А позднее разживались фабричными, бамбуковыми.
Сама Хорошая разделялась на село, где бывшая церковь, школа, дома учителей, контора колхоза «Родина», гараж, маслозавод и густонаселённую, в виде буквы Т деревни, расположенной на угоре с крутыми скатами полей вокруг, особенно в сторону речки Хорошавки. Вот там-то мы частенько до темноты и пропадали. Основное увлечение и удаль – трамплины. Насыпали их из снега и утрамбовывали, от малых до высоких, с которых можно улететь далеко. Сколько там сломано лыж, набито синяков, шишек и ссадин, а порой переломов получено! Зато восторги от полёта и уважение от товарищей, когда одолеваешь «высотники».
В более младших классах, после снегопадов и метелей, в уличных сумётах (сугробах) строили крепости, рыли траншеи и подснежные ходы. Когда из-за морозов отменяли занятия, по домам не сидели, всё на тех же горках, пока вся одежда и рукавицы не обледеневали до панцирного состояния. Без сменной одежды порой и в школу на другой день отправлялись в недосушенной.
Сразу после зимних каникул наступало весёлое, безалаберное и самое бедокурное время - Святки, длившиеся недели две. Девчонки наши, хоть были истинными пионерками и комсомолками, но вечерами, наученные старушками, были не прочь и погадать. Нас, таких же вроде бы идейно воспитанных, влекли хулиганские забавы, сохранившиеся и передаваемые в поколениях. Поблизости старались не безобразить, предпочитая набеги на соседние деревни, особенно где жили или стояли на квартирах наши одноклассницы. Самым безобидным было - крепко закрыть чем-нибудь входные двери. Кому-то, забравшись на крышу, затыкали тряпками печную трубу. Делали каверзы и более изобретательные. В небольшую картофелину втыкали куриное перо. С другого конца пропускали через неё тонкую верёвочку, привязывая и опуская на деревянной палочке, точно по середине верха печной трубы. Когда хозяйка затопляла печь, от потока воздуха и дыма перо вращалось и гудело, наводя ужас, пока всё это хозяйство не отгорало.
Было ещё одно издевательство. Маленькая, тонкая перекладина из лучины кнопками осторожно приспосабливалась к перекрестине оконной рамы. Через неё продевалось несколько метров крепкой нитки с гаечкой на конце. Из-за угла подёргиваешь нитку, а гайка постукивает по стеклу. Хозяева встанут, и так подойдут к окну, и со светом, а нет никого и ничего. Так и остаются в ночном недоумении повторяющемся неоднократно.
В деревне Голята мы своими шутками до того однажды довели всех, что более взрослые парни гоняли нас выстрелами из ружья холостыми патронами. Как-то набегавшись и назябшись, вернулись на квартиру, а дверь с крыльца не открывается. Оказалось, что дверной проём залит водой и схвачен льдом. Не раз и не два опознавали нас «шиликунов» (бедовый ребёнок, в русской мифологии дитя лешего и кикиморы), и стояли мы, потупив головы, в кабинете директора школы А.П. Шалагинова, слушая назидания и обещания наказаний. Но ведь и его сыновья в этих проделках участвовали, особенно старший - Стасик.
В это же время все собирались на Хорошевском угоре, на перекрёстке улиц, для катания на зимних снарядах. Самый простой - ладейка, её любой мог смастерить. У небольшой плашки чуть стёсывали один торец. На низ накладывался слой коровьего навоза, поливался водой, намораживался. К переду приделывалась верёвочка, чтобы таскать за собой – и готово. Летишь на ладейке с горы по улице метров триста, до школьного угора. Более мастеровые ребята, а кому-то и отцы, делали снаряд сложнее - конёк. Принцип тот же, но есть высокое сиденье из доски, на брусьях и стойка, как руль для рук. Использовались и простые санки. Утаскивали часто с конного двора сани, сняв оглобли. Чуть разгонялись с угора и кидались на них кучей- малой, разгоняя по сторонам все другие маломерные судёнышки.
В седьмом классе появился в школе и стал классным руководителем новый учитель математики, прекрасно владевший баяном. Было ему за тридцать, но в нашем понятии «пожилой», да ещё и разведенец. Предмет вёл грамотно и строго, нас шпынял, благо было за что. Отчество его забылось, но прозвали за требовательность производным от имени – «Евгеша». Год и пробыл, но увёз с собой нашу биологичку, «старую деву», которую за черты лица мы безжалостно именовали «жабой». След в нашей жизни от него всё-таки остался: привил ростки этикета и воспитанности. В течение зимы дважды в месяц, вечером, для класса в обязательном порядке были танцы. Дёрнуть девчонку за косу, а наиболее наглым и ущипнуть - считалось нами проявлением внимания. А тут невежественных, деревенских «дам и кавалеров» учили «высокому штилю».
Краснея и бледнея, с дрожью мы учились приглашать и вести в танце, осваивая элементы под виртуозные мелодии баяна. В валенках плясать ещё можно, а вот танцевать весьма неудобно. Девчонки стали приносить на занятия туфли. Ну, а мы, «заженихавшись», вынывали у родителей первые зимние ботинки, не морозостойкие, но зато шикарные и лёгкие: войлочные, покрытые сверху чёрным фетром, с продольными полосками кожи по носку и заднику, с прорезиненной подошвой и каблуком.
Штаны тоже пытались привести в соответствие. Дома у всех были углевые утюги, а бабка Матрёна лопоть (всякая одежда) по старинке обрабатывала с помощью катка да валька. «Стрелки» стали наводить приемлемым способом: чуть вспрыснув, расстилали брюки на ночь на доски под свои спальные матрацы. А вот галстуками, как у «Евгеши», тогда так никто и не обзавёлся.
Однажды в лютые крещенские морозы был такой случай. Хозяин крупной, гончей породы собаки Пальмы, В.Я. Плюснин был охотником. Собака вдруг «заневестилась». Владелец, чтобы не иметь дурного потомства от случайных кобелей закрыл её под веранду, где она продолжала призывно скулить. Сын его, Витька, пожалев животину, в одну из ночей открыл дверь и выпустил пленницу на волю. Инстинкт продолжения рода погнал собаку почему-то к лесу, где и встретилась с матёрым, лобастым самцом-волчарой. Был он одиночкой, а будь стая, её бы разорвали. Волк тоже в порыве «нежных чувств, забыв про страх и осторожность, пренебрёг опасностью людского жилья и последовал за «дамой сердца» в село, к дому и под веранду.
Дело было под утро и хозяева уже собирались вставать, как забилась и заорала во дворе скотина. Схватив керосиновый фонарь, хозяин кинулся в ограду. Тут и уловил звериный взрык за открытой дверью веранды. Сообразив, что к чему, прихлопнул и подпёр дверь крепким колом. Сам побежал к другому охотнику - учителю А.Г. Зайцеву.
Вооружившись, отбросили кол и стали ждать у распахнутой двери, когда зверь выскочит. Но тот забился в угол и только рычал, сверкая глазами, да визжала Пальма. С полчаса маялись на жгучем морозе – безрезультатно. Потом Плюснин впихнул фонарь под веранду, а Антон Григорьевич жахнул по зверю из обоих стволов, сразив наповал. Волка очинили для предъявления шкуры на последующую премию за отстрел, а застывшую тушу поставили в снег на косогоре для обозрения зевакам. А Пальма осталась жива здорова, и потомство имела, но не от этого неудачного кавалера.
В почёте была всяком полезная деятельность, соревнования. Соревновались индивидуально, по пионерским звеньям и отрядам (классам). В осенние, зимние и весенние каникулы активно собирали и сдавали в колхоз на удобрение полей золу, куриный помёт, а вот макулатуры в крестьянских домах практически не было. Устраивались зимой общешкольные шахматные турниры. Многие участвовали в самодеятельности. Всем классом разучивали хоровые песни, ставили концерты в клубах, читая стихи, ставя инсценировки на сцене. Развито было и тимуровское движение. Помогали безвозмездно пожилым в ручной распиловке, колке и укладке дров, в первую очередь своей хозяйке.
Фото из архива автора. Май 1963 г., 6 класс.
