Тужилась в муках матушка-земля. Под хрупкой твердью кипела, бурлила расплавленная магма. Земля рожала горы, но не заладилось в огненном подземном аду, не выдержал, порушился какой-то стержень, не хватило у него ярости, сил и вместо гор родила земля холмы - Северные Увалы. У подошвы четырех таких холмов построилось селышко Вохма, а с постройкой храма Вознесения назвали его Вознесение-Вохма. При постройке храма на телегах и тачках часть грунта самого высокого холма перенесли вниз. Старались мастера. Не щадя сил трудились крестьяне. Храм удался. Не было такого окрест по величию и красоте. Старики уверяли, что в ясные дни с его колокольни видна была Луптюгская церковь. 

Но лишился холм главного украшения, и лишь торчат поныне в назидание люду о свершенном земляками великом грехе останки разгромленной колокольни. В пору нашего детства на втором этаже переоборудованного храма располагался клуб, на первом крутили кино. Крутили в прямом смысле. В зале устанавливали динамомашину и крутили ее зрители по очереди, создавая электроток для проектора. Кино детвора любила. Денег на билет не хватало, а потому брали иногда мы вход в заветный зал штурмом. 

Зная наши разбойничьи повадки, у входа держали стойкий дозор тетя Тася с резиновой калошей в руке и березовой палкой бывший фронтовик дядя Веня. Ну, бывало, получали порой добрую затрещину. Зато если штурм удавался, сколько радости было у забившихся под скамью от бдительных глаз стражей прорвавшихся счастливчиков. 

Был угор для вохмичей продовольственной опорой и развлечением. На угоре растили картошку. С весны на санках везли с дорог даровой навоз. Копали участок лопатой, садили, а осенью развозили второй хлеб по подпольям. Многие хранили картошку в погребах, вырытых тут же. И хоть лихое время было тогда, голодное, воровства, кое нынче расцвело, не было. Жизненная культура у малограмотных людей была выше нынешней.

Зимой мы катались на санках. Угор состоит из двух склонов. Один упирался в огород, другой - в двухэтажный дом. При спуске надо было применить сноровку, в конце угора свернуть, иначе с санками угодишь или в жерди огорода, или в дом. 

Однажды двое сотоварищей так лихо завернули, что угодили в окно. Вместе с прогнившими рамами незваные гости с грохотом влетели в комнату. Не дожидаясь расправы, оставив санки, рванула братва тем же путем обратно, но были изловлены и биты родителями.
Повзрослев, катались на лыжах. Угор разделяет ложбина. Самым модным и удалым считалось скатиться с одного склона и через ложбину с маху вылететь на другой. Угору здорово досталось от печников. Строилось жилье, соответственно - печи. Для них требовалась глина. коей был набит холм. С одной стороны по этой причине холм был основательно срыт. 

Угор назвали Тарасовским по названию деревушки Тарасиха, что расположилась на вершине. Видно в давнюю пору, одурев от гнуса и злющих рыжих комаров, построил Тарас свой дом на обдуве, вершине угора, дав начало деревне и названию холма.
Десятиклассниками ходили через угор в Мокрушу, в коровник. Какой-то умник ввел в школьную программу профориентацию. Через раскрытые двери смотрели, как доярки и некоторые бедовые наши девчонки вручную доили коров. Мальчишки должны были убирать навоз. Колхоз обязался снабдить нас калошами и вилами, но пойти на такую разорительную покупку не решился и дело кончилось прогулками и смотринами. 

Памятен угор поездкой на мотоцикле с приятелем Виталием. Ленинградец, мастер спорта по мотогонкам в заключение решил прокатить меня с ветерком с угора. Как хорошо все начиналось. Скорость, ветер свистит в ушах. Узенькая, поросшая мятликом и подорожником тропинка кончилась внезапно, ее срыли печники. Добрый пяток телег увезли на починку печей.
Перед глазами мелькнули подошвы ботинок приятеля. Краем глаза увидел лежащий в яме мотоцикл. Витя, сделав сальто, встал на ноги на другой стороне ямы, а я, набирая скорость, пластая в клочья одежонку и кожу, стремительно летел вниз, остановившись лишь у прясел огорода.

Как-то вершину холма засеяли рожью. Мощными малахитовыми волнами качалась и шумела хлебородная нива. Хорошего урожая ждали крестьяне. Каково же было наше изумление, когда мы увидели на поле мощные бульдозеры, которые, блестя на солнце гусеницами, кривыми ножами кромсали землицу и самое святое - хлеб. 

Падали ниц начинающие наливаться колосья. Кричала земля, когда вгрызались в нее зубья экскаваторов. Дрожало, стонало поле. Нам объяснили, что ведется строительство объекта, который будет защищать от злых происков империализма. Империализм мы ненавидели люто, но поля все-таки было жалко. Через какое-то время объект не понадобился. Что- то увезли, что-то предприимчивые земляки разобрали на свои нужды. А оно, напичканное бетоном и сталью, поросшее лесом, стало ни на что не годное. 

Тарасовский угор, покореженный, рытый лопатами и техникой, потерявший величие и красоту, стоит. По-прежнему с него видна Вохма, летом вся в зелени, тихая, красивая и родная.