Сурина Мария Федоровна, жительница посёлка Талица, ветеран, находится в уважаемом возрасте, восемьдесят восемь лет — не шутка. Пережито и прожито очень много. 

- Мария Федоровна, поведайте о своём детстве.
- Наша семья проживала в деревеньке Пенома Тихоновского сельского совета. В семье у нас было шесть человек, в том числе четверо детей. Родители наши были неграмотными, всю жизнь трудились в колхозе. 

- А Вам довелось учиться в школе?
- Окончила четыре класса — занималась со старанием, желание было большое. А вот продолжить учёбу не смогла, школа, где надо было учиться, находилась за сорок километров, из-за этого пришлось отказаться — родители не стали меня больше учить. Пошла работать в колхоз. Уже в десять лет меня поставили контролёром — молотили зерно, мне нужно было учесть, сколько переработано. Путаницы не допускала, всегда записывала верно. 

- Военные годы затронули Вашу судьбу?
- Мне исполнилось шестнадцать лет, когда началась война. С начала осени на всю зиму отослали на заготовку в лес. Жить приходилось в бараке — в центре печка-голландка, рядами установлены железные койки. Приходишь с мороза, первым делом ставишь в печку чугунок с едой. Всё бегом, быстрее, чтобы успеть, пока место не заняли.

 Продукты приходилось брать из дома, хорошо, что у родителей в хозяйстве была корова — мясо, молоко, гороховая мука — всё своё, не купленное. От леспромхоза выдавали паёк — кусок хлеба размером с кулак. Его в снегу заморозишь, заметишь длинным прутиком, чтобы не потерять, в обед на костре зажаришь, наешься. 

- Время нарядов Вас не коснулось?
- Да, совсем не до этого было. Помнится, меня за выполненные нормы в качестве благодарности отоварили тканью — желтоватый коленкор и тонкая фланель. Из коленкора я потом сделала платок — покрасила, кисти связала, получилось красиво. Долго его носила. 

- Можете рассказать про оборонные работы?
- А нечего и рассказывать… Откомандировали осенью в сорок втором году — страх, жуткий голод. Все чужое, незнакомое, боялась всего. Слёз немало пролила. 

- Что помогало справиться с военными тяготами?
- Мы, прибывшие из Вохомского района, держались все вместе, было нас человек тридцать. Нюрка из Шубота была меня постарше, заметит, что грущу, обнимет, скажет: «Только не плачь, слёзы не помогут — всё сможешь, выдержишь и жить будешь!» Она права была — вот уж мне сколько лет! А Нюрка недолго после войны пожила. 

От кручины ещё избавлял конь Карим. Выделили его из колхоза, так как велено было на работы прибыть с лошадью. Опущусь к хомуту, подожмусь и немножко подремлю, ведь от светла допоздна работали — пока ночь не наступит, всё на окопах. Сеном его кормила, выберу получше, зелёного, наложу в кормушку, а он об меня всё трётся, словно сказать чего-то хочет. Позднее его забрали от меня. Вот уж ревела — он мне стал как родной. 

- Трудно Вам пришлось в эти годы?
- Не знаю, как удалось всё это перенести. Домой долго добиралась, тоже в холоде, голоде. Хорошо, если где-то в дороге едой удавалось разжиться. В родную деревню вернулась худущая. Мама потихоньку молоком отпаивала, сметаной кормила, хлеб приходилось есть крошечками, большими ломтями было нельзя. С фронта возвратились и брат, и отец. Александр только ранение получил. 

- Как сложилась жизнь после войны, замужество?
- Замуж вообще не намеревалась идти. Думала, как родная тетя, стать монашкой. Уж больно я любила, как она читала нараспев молитвы. Я с детских лет всё время с ней находилась — она плела очень красивые корзинки. Но судьба распорядилась иначе — я все-таки вышла замуж. Правда, долго не нажила. Быстро распалась семейная жизнь. Сына Анатолия с малых лет пришлось воспитывать одной. Работала в детском саду, потом в школе, и всё время он находился рядом со мной. 

- Сын сейчас Ваша надежда и подмога?
- Да, живу рядом. На своём участке Толя срубил мне избушку, установил печку. Расставили мебель, провели свет, по вечерам сижу у телевизора. В красном углу повесила иконы, подолгу молюсь. Свой домик нравится, сама себе в нём хозяйка.