В предисловии к краеведческому сборнику «Политовское восстание» автор его Семен Семенович Герасимов выразил просьбу дополнить тему событий 1918 года в нашем районе. Учитывая пожелания автора и интерес читателей к этой теме, хотел бы и я поделиться сведениями о Политовском восстании, которые мне удалось собрать из бесед с известными преподавателями школ района В. Е. Большаковым, А. П. Борисовым, Б. А. Шадриным, М. П. Панфиловым, В. Н. Афанасовым и другими. Причем это будет не пересказ написанного С. С. Герасимовым, а именно дополнение.

Интерес к Политовскому восстанию возник у меня, можно сказать, со школьной скамьи. Отец мой Андрей Иванович Скрябин был не только очевидцем этих событий, но в какой-то степени и соучастником. Как член деревенского комитета крестьянской бедноты, он разносил повестки о явке на сход в деревню Сенькино. Повестки эти были оформлены от имени исполкома волостного Совета, заверены печатью и, естественно, носили обязательный характер. Присутствовал он и на сходе.
Когда митинг закончился и толпа, окруженная вооруженными людьми, стала направляться в Вознесенье - Вохму, отец вместе с друзьями Карпом Ивановичем Скрябиным и Алексеем Васильевичем Белянцевым подошли к организаторам схода и изъявили намерение пойти в деревню Митрошино, чтобы сагитировать митрошинских мужиков, которых на сходе не оказалось, присоединиться к восстанию.

Отец умолчал: было ли их намерение истинным или стремлением вырваться из оцепления, но им поверили и дали добро. Отсутствие же на сходе митрошинских и петрецовских мужиков объяснялось просто. Заговорщики были предусмотрительны. В Петрецове, где находился исполком местного Совета Никольского прихода, и в Митрошино, расположенное рядом, повестки они не направляли, чтобы тайна заговора не дошла до волостного исполкома и военного комиссариата.

Действия же новоявленных «агитаторов» достойны и юмора, и конфуза. В деревне Митрошино отец с товарищами прежде всего зашли к родному дяде, выслушав визитеров, дядя молча спустился в подполье, принес крынку молока и, поставив ее на стол, промолвил:
- Вот вам мой совет. Охладите свои головы и ступайте своей дорогой.
Получив от ворот поворот, троица «агитаторов» решила догонять ушедшую толпу восставших, но тут их ждал новый конфуз или, как говорится, «попутал бес». Не доходя до деревни Кукушкино, дорогу им пересек заяц.
- Не к добру это! Не повезет! - опешив, остановились они и, опустившись на корточки, принялись дымить в надежде, что кто-нибудь пройдет и рассечет им дорогу. Прошел час, другой, мед¬ленно текли минуты... Женщины, жнущие в поле ячмень, бранились:
- Лодыри, бобыли! Жатва в разгаре, а они небо коптят табаком... Постыдились бы!
Наконец, встречный прохожий «рассек» заячью тропу. Спешно потушив самокрутки и поднявшись с корточек «повстанцы» торопливо зашагали в сторону волостной столицы. Между тем ведомая организаторами толпа уже достигла села Вознесенье-Вохма и, разделившись на два отряда, цепью атаковала здания военного комиссариата и исполкома волостного совета.

К приходу наших героев главное уже свершилось. Власть оказалась в руках восставших. На улицах царили кутерьма и неразбериха, шли аресты частично разбежавшихся красноармейцев. Не обошлось и без грабежа. Ему в первую очередь подверглись сырьевые лавки, в которых в обмен на зерно выдавались разные товары. Первым из своих деревенских они встретили Филарета Огаркова. В кавалерийской форме, в сапогах со шпорами и с отрезом материи за пазухой он выглядел молодцевато и насмешливо приветствовал земляков:
- Припозднились мужики, все уже расхватали! А что же вы без митрошинцев? Увидев горячо обсуждавших события мужиков и решавших идти ли с докладом в штаб Межевого, к ним подошел старший брат моей матери, бывший фронтовик Николай Федорович Скрябин из деревни Кукушкино и назидательно посоветовал:
- Не маячьте перед людьми! Ступайте по домам да помалкивайте о том, что видели.

Как благодарен был потом отец Николаю Федоровичу и дяде с Митрошина, что они вовремя посоветовали ему избегать активного участия в событиях тех дней. Отец с матерью поженились в июне 1918 года, к свадьбе сварили пива на 20 пудов солода. Семья, как видим, не бедствовала, да и продразверстка к тому времени наших мест еще не коснулась и восставать причин не было. Объединила же мужиков для восстания объявленная накануне всеобщая мобилизация в Красную Армию, чем и воспользовались организаторы мятежа. И пусть мой рассказ о троице «агитаторов» будет не отступлением от основной темы, а краткой характеристикой обстановки тех дней в районе.
В своем объяснении следователям Иван Иванович Кузнецов (по кличке Монах) заявлял, что если бы он находился в то время в селе Вохма, он бы не допустил восстания. Иван Иванович лукавил. В эти дни он находился в Вохме и непосредственно участвовал в собрании заговорщиков. Надо отметить, что поводом для восстания были не только экономические, но и политические мотивы. Ядро заговорщиков составляли в основном эсеры, которые у населения пользовались большим влиянием, чем коммунисты. Монах же был если не руководителем волостной организации эсеров, то авторитетным лидером однозначно.

О том, как проходило собрание заговорщиков, мне рассказал Федор Иванович Герасимов - уроженец деревни Ключи Петрецовского сельсовета. В то время он учился в школе второй ступени и квартировал в доме, расположенном в районе нынешнего здания народного суда. Хозяин дома видимо часть здания сдавал в наем, и оно служило как бы гостиницей или постоялым двором. В этом-то доме и собрались заговорщики накануне восстания. Федора Герасимова они не считали опасным доносчиком и обсуждали свои планы в его присутствии. Когда М. И. Кузнецов (Межевой) и И. А. Шестаков - сын местного купца, оба офицеры, изложили свой план действий, против выступил только Монах.
- В Ярославле наш мятеж подавлен, в Костроме заговор раскрыт. Куда мы спешим? Кто нам поможет? - заявил он.
Но у офицеров М. И. Кузнецова и И. А. Шестакова были другие аргументы:
- Колчак – на Урале, англичане - у Котласа. Через день, два, через неделю будут у нас. Мы не должны ждать сложа руки.
Их мнение возобладало, и решение о восстании было принято. Отрицал Иван Иванович и свое участие во всесословном сходе, хотя находился в селе Вохма и имел косвенное влияние на его решения. О происходящих на сходе событиях его информировал все тот же Федор Герасимов.

Когда часть собравшихся потребовала расстрела арестованных комитетчиков и прежде всего П. И. Тарасова, Монах послал Федора за священником Ильинским. Пришедшему священнику отцу Николаю он предложил пойти на сход и постараться отговорить людей от жестокой расправы. Свое же отсутствие на сходе он объяснял зубной болью, предварительно положив за щеку на зубы лучину. И священник справился с поставленной задачей. Взойдя на трибуну обратился к толпе:
- Граждане миряне, к вам обращаюсь я! Не допустите кровопролития! Судите их строго: ссылайте хоть на вечную каторгу, но, заклинаю вас, кровопролития не допущу. Слова священника возымели свое действие, толпа успокоилась, приговорив Петра Ивановича Тарасова к вечной каторге, а остальных - к различным срокам тюремного заключения.

Мой отец присутствовал на всесословном сходе, и вот что он рассказал о выборах нового председателя волостного комитета. Когда все собравшиеся единодушно выдвинули на этот пост Межевого, Михаил Игнатьевич поднялся на трибуну и заявил:
- Граждане! Земляки! Не могу я принять этот пост! Я вам еще пригожусь в будущем, а на должность председателя предлагаю Евлана Останина из деревни Тщаница. Мужик он хозяйственный, справедливый, деревенскую жизнь знает не понаслышке.
- Пусть покажется, - крикнули из толпы, и на трибуну поднялся рослый, кряжистый мужчина. Двигался он неторопливо, снял фуражку, поклонился:
- Не по мне это, - басовито заговорил он, - малограмотный я. Не справлюсь.
Однако ведущий схода Арсений Тихонович Кузнецов и сам Межевой не дали Евлану договорить до конца о причинах его отказа, и под одобрительные возгласы собравшихся Евлан Останин единодушно был утвержден председателем вновь избранного волисполкома.
- Не тужи, Евлан, - подбадривали его А. Т. Кузнецов и Межевой, - помощники у тебя будут грамотные, а ты только справедливость утверждай.

Избраны были на сходе и другие волостные органы, но новая власть не просуществовала и недели. Восставшие понимали свою слабость. Оружия у них почти не было. В Лапшинской волости до прихода группы Василия Колесникова местные комитетчики успели спрятать имеющиеся у них винтовки. В Луптюге оружия тоже не оказалось, да и вознесенские красноармейцы часть вооружения прихватили с собой, избежав ареста при захвате комиссариата. Обошлись малыми мерами. В качестве самообороны было установлено дежурство на дорогах, а на ночь приказано все лодки и паромные средства закрывать на замки и оставлять только на правом берегу Вохмы. Мой отец тоже дежурил одну ночь у реки, где был небольшой паромный перевоз.
Одно время в районе бытовало мнение, что восстание, подавлял карательный отряд во главе с И. С. Коневым - будущим маршалом Советского Союза. На самом деле это не так. Летучий отряд, которым командовал И. С. Конев, действительно бывал и в Вохме, и в других волостях уезда. Буквально накануне Политовского восстания в августе Конев побывал в Николаевско-Черновской волости, где усмирял волнения и недовольства крестьян. Но нигде до этого репрессий не происходило.
Прибыл же карательный отряд в Вохму по железной дороге непосредственно из Вологды. Когда в штабе Северного фронта узнали о мятеже в Вознесенской волости, командующий фронтом М. С. Кедров, оценив сложившуюся обстановку, срочно направил на место событий отряд моряков под командованием Яблочкина (инициалы неизвестны) и комиссара Хотинского. Какова численность отряда: взвод, рота? Неизвестно. Вооружены были моряки кроме винтовок и одним пулеметом.

На Петрецовский перевоз со станции Шабалино отряд прибыл вечером 18 сентября, но поскольку паром находился на другом берегу, решено было переночевать на мельнице, где имелись два дома с хозяйственными постройками! Запретив помольцам и обслуживающему персоналу покидать территорию мельницы, моряки решили ночевать, поставив в козла винтовки и оставив часового на пулеметной тачанке. Утомленные дорогой все быстро заснули, задремал и часовой с пулеметом. Наш сосед Иван Максимович Скрябин находился в это время на мельнице с помолом и как задержанный всю ночь не сомкнул глаз, сидя на своей телеге с мешками муки.
- Будь в это время лазутчики, - вспоминал Иван Максимович, - отряд вполне можно было разоружить.
Но руководители восстания не знали об этом. Не уведомили Вохму о приходе отряда и луптюгские повстанцы. Утром отряд оперативно переправился на жилой берег реки и ускоренным маршем двинулся в Вознесенье-Вохму, изрядно перепугав жителей близлежащих деревень.
Миновав деревню Бельково, Яблочкин занял позицию на угоре, где сейчас находится бензозаправочная станция. Прежде чем штурмовать село, из пулемета была произведена предупредительная очередь по церковной колокольне, чего оказалось достаточно. Напуганные стрельбой организаторы восстания разбежались, а часть из них, выкинув белый флаг, пошла навстречу отряду сдаваться, и тут же была арестована.

Неизвестно, но всего вернее в их числе находились Евлан Останин, Василий Колесников и Иммаунарий Герасимов - мужики смелые, с твердым характером и считающие, что они законно выбранные народом. Многие еще не знали, что 5 сентября 1918 года Совнаркомом был принят Декрет «О красном терроре», дающий широкие полномочия местным органам власти. Комиссар прибывшего карательного отряда А. И. Хотинский по-видимому имел особые полномочия от ВЧК и почти единолично решал судьбу аресто¬ванных.
Нельзя сказать, что арестованных судили огульно. Когда речь зашла об Евлане Останине, между Хотинским и Яблочкиным возник спор. Оказалось, что Яблочкин и Евлан служили на Балтике на одном корабле и были хорошо знакомы друг с другом. Яблочкин просил снисхождения Останину, но Хотинский выступил категорически против. Разговор этот передал мне все тот же Федор Герасимов, невольно оказавшийся свидетелем событий тех бурных дней. Хотинский и Яблочкин квартировали в доме, где проходило и совещание заговорщиков.
Что стало потом с отрядом Яблочкина - неизвестно. Свою задачу он выполнил и всего вернее был направлен на Северный или на Восточный фронт. Во всяком случае фамилия Яблочкин больше нигде не упоминается, а вот Хотинский в Вознесенской волости задержался.

С. С. Герасимов упоминает, что Хотинский становится начальником 2-го экспедиционного отряда, который, по всей видимости, прибыл в Вохму уже после подавления восстания либо с Никольска, либо с Великого Устюга и впоследствии занимался продразверсткой, борьбой с дезертирством и улаживал разного рода недовольства и волнения крестьян. После подавления мятежа 26 сентября уже на втором за месяц всесословном сходе Вознесенской волости Хотинский был избран председателем военно-революционного штаба и вместе с А. В. Носковым - представителем Никольского уездного комитета - укреплял Советскую власть в южных волостях уезда, создавал партийные ячейки и организации.

О расстреле участников Политовского восстания существует много слухов и суждений. Мне удалось услышать одно, по-моему, наиболее правдивое повествование. Когда расстреляли арестованных - 19 сентября или позднее, подтверждений никаких нет. К тому же некоторые из расстрелянных арестованы были не сразу. Как шел расстрел - тоже не является тайной. Из рассказов членов расстрельной команды и родственников, которые, укрывшись в перелеске, наблюдали за расстрелом, известно, что происходило это на окраине староцерковного кладбища.
Приговоренных к расстрелу с завязанными глазами поочередно подводили к братской могиле и убивали выстрелом в затылок. Когда дошла очередь до Евлана Останина, у него подкосились ноги и до могилы его практически волокли за руки. Мужественно встретил смерть Василий Колесников. Перед расстрелом он попросил исполнить последнее желание - закурить. Выкурив цигарку, передал кошелку с табаком красноармейцам, от повязки на глаза отказался, сам подошел к краю могилы и повернулся лицом к расстреливающим. Последними словами Василия были: «Сегодня - вы нас, завтра - мы вас!». Про него говорили, что был он хозяином справным, занимался скупкой кожевенного сырья у населения и поставкой его в Вятку на кожевенный завод.

Что касается остальных расстрелянных и участников тех событий, могу добавить следующее:
Ипат Кудреватых. Известный советский журналист Леонид Александрович Кудреватых в последний приезд в Вохму откровенно признался: «Я внебрачный сын кухарки Таракановского. У меня был старший брат, расстрелянный после Политовского восстания».
Не будем разбираться в отцовстве братьев. Васса Кудреватых действительно была кухаркой купца-миллионщика А. Н. Таракановского, женщиной незаурядной и проживала в домике-мезонине, расположенном во дворе особняка Таракановского (ныне дом № 47 по улице Советская). Ее старший сын Ипат учился в одном из Петроградских вузов и после революции выехал на родину, где, по-видимому, и примкнул к партии эсеров. Председателем суда его избрали как политически и юридически более грамотного, хотя и звали в своем кругу просто студентом. Арестовали Ипата прямо на больничной койке, где он лечился. Как раз в это время в наших краях свирепствовала «испанка», унесшая в мире десятки миллионов жизней.

А. И. Герасимов (д. Латышово). В первом исполкоме волостного Совета Андрей Игнатьевич занимал какую-то должность, имел доступ к печати, которую дал организаторам заговора при подготовке повесток на явку в деревню Сенькино. В день прихода карательного отряда он сумел избежать ареста и поздним вечером тайком пришел к моему отцу, так как приходился ему родственником. Отец и мать снабдили его продуктами и всем необходимым, советовали не появляться домой в Латышово. Но вопреки рассудку он всё же решил попрощаться с семьей, где его уже ждала засада.
А. А. Андрианов (д. Плоская). Андрей Андрианов был членом земской волостной управы и председателем волостного земельного комитета. От последней должности отказался по собственному желанию. При первом исполкоме волостного Совета служил вольнонаемным писцом, чем-то заслужил немилость представителя Никольского уездного исполкома Совета А. В. Носкова, грозившего его арестовать. Принимал ли он участие в мятеже – неизвестно. Но по настоянию А. В. Носкова был арестован на дому и расстрелян вместе с другими.
Кузьма Скрябин (д. Плоская) - дезертир. Служил ночным сторожем и по совместительству звонарем в Никольской церкви, чем и прославился в народе. Исполняемый им церковный перезвон колоколов считался лучшим в округе. Дезертиром оказался в силу сложившихся обстоятельств. Когда Советская власть объявила набор добровольцев в Красную армию, его и еще двух парней сход мужиков деревни Плоская определил рекрутами. Влияние деревенской общины тогда имело еще немалую силу и власть. Однако в Никольске, куда прибыли «добровольцы», двоих парней забраковала медицинская комиссия. Одного за косоглазие, второго - по состоянию здоровья. И Кузьма пустился в бега.
Два года он скрывался в лесу на левом берегу Ветлуги в районе Сычевского волока, изредка навещая родителей. Есть предположение, что прятались они вместе с Монахом, у которого в этом районе была срублена полуземлянка (домик), а недалеко находилась и пасека.
После встречи с Кузьмой, Маренин сообщил в волостной штаб, и в деревню для ареста приезжали несколько красноармейцев. Когда они вбежали в ограду дома, Кузьма что-то мастерил по хозяйству. Обросшего бородой, небрежно одетого они посчитали беглеца за старика и бегом направились в избу, держа наизготовку винтовки. - Кузька, беги! - успела крикнуть мать сыну, когда милиционеры ворвались в избу, но предупреждать Кузьку было ни к чему. Его обросшая космами и бородой голова уже далеко мелькала во ржи и несколько выстрелов вдо¬гонку не достали беглеца.
И все же напрасно скрывался Кузьма. Два года, проведенные в холоде и голоде, подорвали его здоровье. Вернувшись домой после амнистии, он тяжело заболел и вскоре умер.

О судьбе Межевого тоже ходят разные слухи. По одной из легенд он некоторое время находился при штабе Троцкого. По другой - был арестован на железной дороге. Работая простым рабочим, выдал себя тем, что сделал замечание мастеру, который неумело пользовался нивелиром. Так или иначе, М. И. Кузнецов осуществил свои амбиции и втянул крестьян в неоправданную акцию. Не прислушался он и к мнению И. И. Кузнецова (Монаха), понадеявшись на скорую помощь Колчака и англичан.
Основная же масса крестьян встретила мятеж равнодушно и на захват власти в Вознесенье - Вохма шла, как известно, под конвоем. В стороне от мятежников постаралось остаться и местное купечество. А. Н. Таракановский - один из богатейших людей Вохмы, даже вступил в компартию, откуда впоследствии был исключен. Противостояли же друг другу более зажиточные и грамотные крестьяне, поддерживающие идеи левых эсеров, и малоземельные крестьяне - «отходники», «питерцы», как их называли. Все они прошли «пролетарскую» закалку в городах, там вступали в партию большевиков и несли свои идеи в деревню.

Об одном из них следует упомянуть особо. Это Аристарх Михайлович Кузнецов - уроженец деревни Выставка Обуховского сельсовета. Он был членом Никольского уездного комитета и возглавлял уездный земельный комитет, на плечи которого легла нелегкая задача по организации закупок зерна, выполнению продналога, конфискации церковных земель и созданию коммун. По его инициативе была организована и Троицкая коммуна, в состав которой вошли его брат Иван, три брата Кузнецовы - все «питерцы» и еще две малоземельные семьи из других деревень. А. М. Кузнецов помог коммунарам приобрести породистый скот, оборудовать пункт по переработке молока, в результате чего Троицкая коммуна превратилась в образцовую в уезде. Как и И. С. Конев в декабре 1918 года, Аристарх Михайлович ушел на фронт и погиб в годы гражданской войны.